Оленев Валерий Николаевич

Рассказ о том, как сталинский террор коснулся его семьи. Рассказано по воспоминаниям своего  деда, Сергея Николаевича Стаденберга (1889 - 1981), повергавшегося аресту в г. Томске в 1935 году; О расстреле в 1937 году дяди, Г.А. Демидова. 

Записано 1 апреля 2017 года. Записал Сергей Коновалов, тележурналист, правнук С.И. Стаденберга.

Краткая расшифровка файла:

О Сергее Николаевиче Стаденберге

Деда был репрессирован раньше, не в 37-м году. Его по доносу, по ложному доносу одного человека, гнусного человека, арестовали. Это был год 35-й. Баба Женя тогда вспоминала (дочь С.Н.С., в 35-м ей было 9 лет) тогда испекла ватрушки с манкой, а двое зашли, а они как раз завтракали. Она решила, что еще отберут ватрушки, готова была их под стол спрятать. Тогда бабе деда их хотела положить, один из них говорит — ладно, пусть возьмет. Но он что тогда сделал: ему посоветовали — не запирайся, признавай вину, подписывай. Он признал вину несуществующую, ему сохранили жизнь. Он простой человек, но был злой завистник, который припомнил, что у него в родословной (он знал немножко родословную), что дед был купцом 3-й гильдии, из эксплуататорского класса. Что отец же из купеческого сословия перешел в мещанское, был смотрителем на почтовой станции — это не повлияло. Был в родословной эксплуататорский класс — все, его в этом смысле осудили. И вот потом была акция, приезжал какой-то высокий человек, спрашивал выборочно — за что? Деда сказал — а вот ни за что. Вы признались? Вынужден был признать. Я не хочу, чтоб меня били. Сидел он где-то года четыре. Сначала на киселевском руднике, под Сталинском, потом в Томске. В Томске, он мне показывал, на пересечении Ленина и Дальне-Ключевской стоял дом, его туда поселили. Утром за ним приезжала машина, его увозили куда-то выполнять бухгалтерские работы, вечером привозили. Жил в комнате. Потом прошло время какое-то, он выполнил все работы, сдал дела — и ему сказали — вы подавали на аппеляцию, вы свободны. Деда все вспоминал тогда, что он вышел, ему дали деньги — а время обеда было, ему сказали — пообедаешь на воле. Он вышел, зашел в столовую, взял щей, котлеты и взял горячего молока! Ему давно хотелось горячего молока, там не было, в заключении. Я, говорит, стакана два выпил, горячего молока. Ну вот, вернулся домой. Я спрашивал, что он чувствовал, когда вышел. Он говорит — а что чувствовал, свободен и все. Но ему дали подписать бумагу о неразглашении того, что он видел. Он был реабилитирован, в графе «судимости» - не было судимости. И потом, когда мы ехали со Степановки (с мичуринского участка), он показал на красные дома, где сейчас музей (музей НКВД) и сказал — вот обрати внимание, эти дома соединены подземным ходом.

О Георгии Адриановиче Демидове.

Георгий Адрианович, он работал в кооперации советской, тогда, в Кузнецке. Его тогда арестовали, и вот он выходил из комнаты, и там соседка их машинисткой работала. И он шел, уронил записку, там было написано «10 лет без права переписки». Он фактически был расстрелян, а официально — 10 лет без права переписки. Его вдова потом ходила и на всех углах крыла Сталина последними словами, но ее никто не «сдал». И вот когда его вдова, тетя Наташа, обратилась в эти органы, они говорят — да, его в 37-м судила тройка, он был расстрелян. Потом заседала комиссия, вот после смерти Сталина, его полностью реабилитировали. При обыске у него было изъято два ружья. За эти два ружья ей вернули деньги, вдове.