Александров
Анатолий Александрович

(1927-2003)

Поэт. Арестован в Томске в 1945 г., заключенный Гулага в 1945-1953 годы

Родился 25 апреля 1927  в Маньчжурии, куда занесла судьба его родителей. Его отец – Александр Алексеевич Александров, (1899-?) родился в семье врача в городе Тобольске. Окончил духовную семинарию, служил регентом, но в годы советской власти, когда храмы закрыли, вынужден был зарабатывать музицированием, дирижировал духовным оркестром, играл на скрипке на радио в Чите, куда семья выехала из Маньчжурии 1929 в период советско-китайского конфликта. Дед, отец матери, Николай Федорович Петров, происходил из казаков (родился в 1880 в станице Урюпинской Царицынской губернии, ныне - город Урюпинск Волгоградской области), имел до революции крупное состояние. Бабушка, Мария Казимировна Жевток-Миткевич, родилась в 1890  в семье польского шляхтича, имение которого находилось под Киевом.

     В Томск Александровы переехали в 1933, где его отец стал руководить хором в драмтеатре. 10 октября 1937 он был арестован (взяли прямо со службы) и осужден как враг советской власти к 7 годам лишения свободы. По данным сына, якобы за то, что, будучи художественным руководителем хора в Томском драмтеатре, удостоился "высокого" рукопожатия: однажды после концерта к нему на сцену взошел находившийся в те дни в Томске секретарь крайкома ВКП(б) Эйхе, которого вскоре расстре­ляли по указке Сталина. Роковое рукопожатие дорого обошлось его отцу. Срок заключения он отбывал в лагерях Печеры, отбыв этот срок, был задержан еще на два года "до особого распоряжения", как тогда принято было говорить. Вернувшись в Томск летом 1946 (сын в это время был в заключении, а жена, не дождавшись, вновь вышла замуж) уехал с другом в Красноярский край, где его следы затерялись. Во второй половине  1930-х  был  репрессирован и его дядя (старший брат матери), Георгий Николаевич Петров, погибший в одном из лагерей под городом Чибъю в 1940.

    Таким образом, живя и взрослея в обстановке постоянных тревог и утрат, он рано начал понимать политическую обстановку в стране. Не раз он слышал в семье такое: "Напрасно мы приехали в Россию, многие "кавэжэдинцы" предпочли заграницу, живут теперь, горя не знают". Семейное воспитание, особенно пример бабушки, сделали его не только глубоко верующей личностью, но и рано познавшего все лицемерие власти. Сознательно отказался вступать в комсомол. Учась в школе, Анатолий стал выкладывать на бумагу свои соображения, в возрасте девяти лет сочинил первое стихотворение далеко не детского содержания и потом все - в нелояльном духе. Мать не раз сжигала его записки, но не наказывала за них, а он не оставлял своего занятия….

     В 1944, оставив школу на девятом классе (учился в школе №3), он перешел в ТЭМИИТ (Томский электромеханический институт инженеров железнодорожного транспорта) на курсы ускоренного обучения и, получив в том же году аттестат о среднем образовании, подал заявление во ВГИК (Всесоюзный государственный институт кинематографии) на сценарный факультет и был допущен к вступительным экзаменам. Но 30 августа 1945 получил "приглашение" в НКГБ, где после трех суток допроса ему был предъявлен ордер на арест. При обыске ничего не нашли, так как предусмотрительная, много потерпевшая его бабушка спрятала все его бумаги, которые он обнаружил лишь после ее кончины в 1965. Не веря даже хрущевскому времени, вообще не веря в постоянство советских законов, она из боязни потерять внука вторично, хранила свою тайну, уверяя, что все уничтожила.

     И хотя обыск ничего не дал, свидетели по его делу дали показания, достаточные для обвинения его как "врага народа": якобы возводил злобную клевету на главу правительства Сталина, намеревался мстить Советской власти за репрессированного отца, высказывал пораженческие настроения в пользу англо-американской системы государственного строя, пророчил крах сталинского режима и многое, многое другое. После изнурительных допросов, 24 ноября 1945 Томским областным судом был приговорен по ст. 58-10  УК РСФСР к шести годам лишения свободы и трем годам поражения в правах, в то время как прокурор требовал десять лет.  

      Срок наказания отбывал на Колыме. Его соседом по бараку был известный певец Вадим Козин. По отбытии срока заключения был освобожден, но лишен права выезда за пределы Магаданской области "до особого распоряжения". Работал в геологической партии Управления "Дальстройпроект". В 1953 после ареста Берии получил возможность выехать на "материк". Однако это была лишь полусвобода: жить было позволено только в провинции, А. поселился в сельской местности на Тамбовщине, где женился, заимел троих детей. В 1963 реабилитирован. Работал строителем, затем корреспондентом местной газеты. В 1986 овдовел.  В настоящее время живет в городе Фрязине Московской области.

      Публиковал рассказы и стихи, большей частью лирические, но ни одного из тех, которые содержали его политические убеждения, ибо даже в период "оттепели" многие его строки звучали, да и теперь звучат слишком дерзко, не укладываются в рамки нашей демократии. Его спрашивали: почему он, в отличие от большинства своих сверстников, пошел по пути многотрудному и опасному, наперекор изуверским законам, выражая в стихах то, что лишь спустя многие годы было частично принято самой властью советской. Он ответил так: «Господь поставил меня на этот путь! Один из следователей назвал меня пророком. Если это так, то истинно и другое: пророк не принимается в своем Отечестве…».

      В начале 1990-х  А., потеряв все надежды на то, что его стихи увидят свет, выпустил   несколько экземпляров "самиздатовских" книжек. Они попали в руки некоторых литераторов, которые предложили поэту издать часть его стихов с услови­ем внесения в них своих коррективов и отбора на свое усмотрение. Пришлось автору согласиться. И вот в 1994 почти одновре­менно в Магадане и в Кирове вышли сборники стихов А., вместившие в себя примерно десятую часть всего напи­санного им, а в 2000  в Магадане  вышел его сборник стихов «Чудная планета». Умер 15 сентября 2003.  

Источн. и лит.:  В. Кобисский «Поэт из «колымской клетки» (Томский вестник.-1997.-18 фев.); «Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы» http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/author688a.html?id=737; «Списки жертв» http://lists.memo.ru/d1/f317.htm; «Поэзия Соловецкого архипелага» http://www.solovki.ca/writers_023/alexandrov_anatoly.php.

Предисловие А. Александрова к сборнику своих стихов и избранные юношеские стихи "томского периода"

К ЧИТАТЕЛЮ

Недавно один мой знакомый сказал: "Поблекли твои вирши, утратили свою политическую свежесть". "Что ж, это происходит с любой залежавшейся рукописью", — ответил я и мысленно добавил: "Особенность лишь в том, какой ценой она обошлась для автора". Поэтому, чтобы дать подобным виршам объективную оценку, нужно, я полагаю, читать их глазами того времени, когда они рождались, войти умом и душой в ту эпоху, когда моя "крамола" стоила бы мне жизни, если бы я не сумел ее уберечь от разного рода доносчиков, которыми тогда было пронизано наше общество сверху донизу, вплоть до лагерного контингента. Правда, кое-кому я доверял тогда свою тайну — жажда поделиться своими убеждениями превозмогала всякий страх, и, по милости Божией, ни разу не попал на стукача.
Так вот, дорогой мой соотечественник, представь себя в том времени. В сталинском "исправительно-трудовом" лагере ты сочиняешь что-нибудь такое, в правдивость чего веришь незыблемо, но за что тяжкий меч изуверского закона, зловеще колышущийся над тобою, может в любой момент сорваться на вольнодумную твою голову. Ты знаешь, что этот меч тебе угрожает, но все равно пишешь, потому, что не можешь не писать, потому, что это второй твой хлеб, а подчас и первый, когда нет насущного. Ты пишешь карандашом, простым, мелко-мелко, убористо, благо молодые твои глаза видят хорошо даже в полутьме барака, потом ты скручиваешь исписанную бумажку плотно-плотно, как в тюремной камере скручивается клок ваты, чтобы добыть огонек для курева, потом наматываешь на эту скрутку нитки; в зоне нитки иметь при себе позволяется, однако каждый раз, когда тебя обыскивают, сердце твое холодеет и обливается кровью, независимо от того, где нитки находятся - в кармане ли бушлата, под матрацем или в более укромном месте: ведь где спрячет один, там при случае может найти другой. Найдет, положим, матерый надзиратель, да и заглянет, что там, на бумаге? После того, как в зоне подобный тебе писатель получает к своему сроку тяжелый довесок, ты разворачиваешь свои клубочки и перекладываешь их содержимое в свою голову, периодически повторяя потом про себя, чтобы не забыть. Вот так, примерно, сберег я какую-то часть своих сочинений. И после всего этого разве могут они поблекнуть, потерять свою значимость для времени, нашего, нового времени, которое предвосхитили, которым уже тогда были наполнены? А для меня это не просто стихи, это слезы, пот и кровь моей колымской юности. Это святая память моего сердца.
Может возникнуть вопрос: мог ли я при таком количестве стихотворений запомнить даты их написания? Датами я дорожил не менее, чем стихами, мечтая создать когда-нибудь поэтический дневник своей жизни, поэтому у меня был спрятан как бы каталог, в который я вносил дату и две первых строки стихотворения. Этот каталог хранить было легче и безопаснее, так как он занимал мало места, да если бы его и нашли, то-это не принесло бы не большой беды: стихотворения можно было бы переиначить смягчить, как я сделал это в 45-м году. Когда на допросе меня заставили восстановить стихи, которые я успел до ареста уничтожить, но о существовании которых следствию было известно по показаниям свидетелей. Например, вместо:

"Кто пылает к Родине любовью,
Ненавидя в ней царящий строй..."
я сказал:

"Кто пылает к Родине любовью
И за правду борется душой..."

СТИХИ А.А. АЛЕКСАНДРОВА «ТОМСКОГО ПЕРИОДА"

Причина в жизни есть всему

Мне десять лет, но - что за чудо!
Страдаю, будто прожил сто:
Тяжелых, горьких мыслей груда
Сдавила сердце. И никто
Мне посочувствовать не хочет.
Соседка хмурится, ворчит,
Ее беспечный сын хохочет,
А бабушка моя молчит,
Когда я спрашиваю прямо:
"За что мой папа осужден?"
Но вот ответила мне мама:
"За то, что добрым он рожден,
За то, что улыбался людям,
Но правду говорил плохим".
"Вот это да! Но разве судьям
Не ясно, что он был таким?"
Тут мама прошептала: "Крошка,
Причина в жизни есть всему.
Вот подрастешь еще немножко
И разберешься, что к чему".

1937 г., Томск.

Скажите, люди, почему?..
Расправившись с царем-"злодеем",
Мы новый путь торим в века.
Мы сможем все, мы все сумеем,
Во всем успеем! А пока
В одном безумно преуспели:
Друг друга мучить, не щадя,
И возвеличили, воспели,
Как Бога, дьявола-вождя,
Которому приятна слава,
А наши муки — лишь забава.
Скажите, люди, почему
Вы поклоняетесь ему?

1938 г., Томск.

Боюсь

Боюсь за обманутый русский народ:
Он жертва борьбы бесшабашной.
Стоит ослепленно у красных ворот,
На грани трагедии страшной.

Я чувствую, — грянет большая беда
На бедную Родину нашу:
Не знаю, — откуда, не знаю, — когда
Навяжут нам горькую чашу.

В ней будет смешение крови и слез —
Напиток кромешного ада.
Прости наши грешные души, Христос,
Помилуй заблудшее стадо!

8 января 1940 г., Томск.

Что же ждет меня?

Над моими предками свистели
Вражеские стрелы и мечи,
Иноземцы их сломить хотели
И свои терзали палачи.

Мучили их в недрах на Урале,
Гнали их в Сибирь, как на тот свет.
Только если предки умирали,
К жизни путь указывал их след.

Вот и мой отец куда-то загнан,
Обвиненный в вольности ума.
Что же ждет меня за смелым шагом:
Соловки, Печора, Колыма?

Томск, 12.04.1940.

Паук

Я скорее поверю
Восьминогому "зверю" –
Пауку, что не ловит он мух,
Чем поверю, что Сталин,
Как поют, гениален,
Что в делах его праведный дух.

Паутины стальные
Вяжут тело России —
Миллионы смертей и разлук!
Кровь невинная льется,
Сталин пьет - не напьется,
Самый главный двуногий паук.

25 апреля, 1941 г., Томск.

Чудовище

Россию — благородное сокровище –
Похитило коварное чудовище,
Присвоило, сковав цепями черными,
Опутало плакатами узорными;
Тараща звезды с выси краснобашенной,
Рыкает над планетой ошарашенной:
"Ты, шар земной,
Весь будешь мой!"
Рычит, вторгая щупальца везде,
Чудовище кровавое,
Двуглавое
ВКПб - НКВД.

Май 1941 г. Томск

***
"Жить стало лучше, веселее , -
Сказал с трибуны вождь Иосиф.
Когда же заживем вольнее,
Страх перед идолом отбросив?
Когда народу будет можно
Сказать вождю: "Ты лжешь безбожно!'

11 февраля 1942 г., Томск

* * *
За спиной чужих побед
Сталин строит козни бед.
Всех загнать нас на тот свет
Дал он дьяволу обет.
Но напрасно, нет и нет!
Голос Правды не заглушит,
Совесть Правды не задушит,
Зданье Правды не разрушит,
Реки Правды не осушит,
Солнце Правды не потушит!
Сталин к дьяволу уйдет,
А Россия расцветет!

25 апреля 1942 г., Томск

* * *
ВКПб себя венчает словом "слава".
И вдруг сегодня слышу слово мужиков:
"ВКПб - второе крепостное право
большевиков".

Сентябрь 1942 г., Томск

* * *
Мавзолей солдаты охраняют.
Вождь лежит, не ведая того,
Что над ним торжественно гуляют
Каблуки соратников его,

Много их, а главный, в сапожищах,
Призывает мертвым дорожить.
Заставляя петь блатных и нищих:
"Ленин жил, и жив, и будет жить!"

Сохнет в саркофаге красный воин,
А над ним трибуну возвели;
Видно» погребенья недостоин,
Не в чести у Матери-земли.

21 января 1943 г., Томск.

* * *
Мавзолей солдаты охраняют.
Вождь лежит, не ведая того,
Что над ним торжественно гуляют
Каблуки соратников его,

Много их, а главный, в сапожищах,
Призывает мертвым дорожить.
Заставляя петь блатных и нищих:
"Ленин жил, и жив, и будет жить!"

Сохнет в саркофаге красный воин,
А над ним трибуну возвели;
Видно» погребенья недостоин,
Не в чести у Матери-земли.

21 января 1943 г. , Томск.

* * *
Для чего бесцеремонно, по-имперски,
Надевают детям галстук пионерский?
Для того, чтоб за него, как за узду,
Повести под комсомольскую звезду,
Под кровавую звезду, что молодежью
Овладела, заслоняя Правду Божью.
А потом, когда приучат жить по лжи,
На партийные потянут рубелей.
Только вижу я: за теми рубежами
Неуютно будет им, как в волчьей яме.

Октябрь 1943 г., Томск

* * *
Для чего бесцеремонно, по-имперски,
Надевают детям галстук пионерский?
Для того, чтоб за него, как за узду,
Повести под комсомольскую звезду,
Под кровавую звезду, что молодежью
Овладела, заслоняя Правду Божью.
А потом, когда приучат жить по лжи,
На партийные потянут рубелей.
Только вижу я: за теми рубежами
Неуютно будет им, как в волчьей яме.

Октябрь 1943 г., Томск.

***
Сын за отца
Сегодня первомайский праздник,
И шум услышал я чуть свет:
Впотьмах отчаянный проказник
Повесил Сталина портрет.
Пришлепнул глиной на заборе
И вывел сверху "Людоед".
Потом я слышал в разговоре:
"В тюрьму уехал наш сосед.
На днях отца арестовали,
Вот он и вздумал отомстить".
С забора Сталина убрали.
Пора и с должности сместить!

1943 г., Томск

***
Народ, ты равнодушен или глуп?
Отвергнув Бога, молишься на труп.
Пойми - пока ты будешь в этой вере,
Тобою будут править люди-звери.
Тирана в гроб стеклянный положив,
Они тебе внушают: "Гений жив".
И ты послушно вторишь: "Гений с нами,
Он в нас, он наша сила, наше знамя!"
Я тоже не молчу, нет мне покоя,
Но только сердце выдает иное:
"Как рыба загнивает с головы,
Так Русь мертвеет сверху, от Москвы".

21 января 1944 г., Томск.

И.А. Паникаров (Из «Книги судеб»)

АЛЕКСАНДРОВ АНАТОЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ, русск., род. 25 апреля 1927 г. на ст. Маньчжурия (Китай), куда ещё его дед Алексей, волжский казак, выехал в начале 20-го века строить железную дорогу. Позже дед стал начальником телеграфной станции, отец преподавал уроки пения и музыки в железнодорожной школе, а мать училась в гимназии.

В 1929 году Александровы переехали жить в Читу, а в 1933 году – в Томск. Отец начал работать художественным руководителем хора в драматическом театре.

В 1937 г. Алексея Александрова арестовали, и приговорили за КРД к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведен в исполнение в начале 1938 г. (13 апреля 1959 г. он был реабилитирован посмертно).

Окончив в 1944 году школу Александр поступил на подготовительное отделение ТЭМИИТа (Томский электро-механический институт инженеров железнодорожного транспорта). Окончив курсы, сдал вступительные экзамены и был принят  на первый курс энергетического факультета.

Планировал также поступить во ВГИК (Всесоюзный государственный институт кинематографии) и в 1945 г. был допущен к экзаменам. В случае поступления думал бросить электро-механический институт и продолжить учёбу во ВГИКе.

Увы… Однажды в кругу друзей он высказал недовольство тем, что в аудитории часто не бывает света, и учиться приходится при керосиновых лампах. При этом добавил: «Вот станем электриками и наведём порядок»…

В апреле 1945 г. Анатолий получил повестку в горвоенкомат. Пришёл к назначенному времени, а там его ожидает представитель НКГБ…

Следствие длилось около полугода. 25 ноября 1945 года состоялся суд, который приговорил А.А. Александрова к 5 годам лишения свободы по ст. 58-10. Обвинение: «…Называл советский социалистический строй диктаторским режимом. Порочил колхозно-советскую систему, называя её рабской…Высказывал пораженческие настроения в пользу англо-американской системы государственного строя… Клеветал на органы Советской власти, выражая  обиду за своего отца, изъятого как враг народа в 1937 году…»

Летом 1946 г. А. Александров прибыл в пересыльный лагерь в Асино Томской обл. Около трех месяцев находился здесь, а в конце октября  несколько сот заключенных погрузили в товарные вагоны и куда-то повезли. Никто не знал куда. В середине ноября прибыли в Находку. После санобработки погрузили на пароход «Советская Латвия» и – на Колыму. 2 декабря  1946 г. пароход вошел в бухту Нагаева.

До 1948 г. Александров находился в одном из магаданских лагерей, работал на строительстве жилых и производственных объектов. В октябре 1948 г. был этапирован  в лагерь «Пестрая Дресва» Омсукчанского ГПУ. Всю зиму работал на оловянной обогатительной фабрике в должности мастера-концентраторщика.

Весной 1949 г. этап на рудник «Галимый», на строительство обогатительной фабрики. Потом в шахте уголь кайлил, вагонетку груженую по штреку гонял, бревна, трубы таскал, зимой скалу на сопке под клин на кувалду дробил…

В 1950 г. загнали в глушь таежную на заготовку строительного леса. Сказали: «Чем быстрее жилье себе построите, тем меньше мерзнуть придется». На этой безымянной командировке лес валили до самой весны, и одновременно бараки себе строили. Но жить в новых «хоромах» не пришлось – опять на «Галимый» перебросили…

«Как-то будет меня среди ночи дежурный надзиратель, - рассказывает Анатолий Александрович. –  Вставай, - говорит, - ты, оказывается, беглец, из верхней зоны.

- Да ты что?- говорю. - Я давно здесь живу, ты же меня не раз видел.

- Видать-то видел, но коли начальство говорит что беглец, значит – беглец. Быстро вставай!

Ведет меня в верхнюю зону, что на взгорье, возле рудника. На вахте фамилию, имя, отчество спрашивают. Называю.

- Все верно, он, - говорят. – Значит, перебежал в ту зону?

Я оправдываюсь, но мне никто не верит, пинают, добиваются признания. Надевают на меня «рубашку» – приспособление, сшитое в виде комбинезона с длинными рукавами и штанинами. Её одевают на провинившихся. К рукавам привязывают веревку, к штанинам – другую. Концы веревок закрепляют на вделанный в потолок крюк и медленно начинают тянуть. Человек, лежащий в комбинезоне вниз лицом, сперва отделяется от пола, потом руки и ноги начинают сближаться за спиной. Спина при этом прогибается, хрустят суставы и жертва теряет сознание. Периодически веревки слегка отпускают, что бы наказуемый мог ответить на один и тот же вопрос: «Признаешь свою вину?»

«Рубашку» на меня насильно одели, остается лечь на пол, но я медлю, надеюсь на чуду. Взываю голосом души: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного!»

И тут входит надзиратель. Взглянув на меня, говорит:

- Стоп! Это не он, того я, как облупленного знаю.

В этот день стало известно, что убежал уголовник, у которого были мои данные: фамилия, имя, отчество, год рождения. Только биография другая…»

25 апреля 1951 г. в день своего рождения к А.А. Александрову пришла долгожданная свобода. Освободили его из лагеря «Галимый» Омсукчанского ГПУ досрочно, по зачетам: «… за систематическое перевыполнение нормы выработки…» Однако в справке об освобождении написали: «Имеется задолженность в сумме 1132 рубля 61 копейка» (Немыслимая логика!?)

После освобождения больной цингой Анатолий Александрович попадает в больницу для вольных при лагерном пункте. После выздоровления бывшего зэка берут на работу, как специалиста, мастером рудного двора, а весной на следующий год он идет в геологическую партию.

В геологическом отряде Анатолий Александрович познакомился  с девушкой, полюбили друг друга и собирались зарегистрировать брак. Но случилась непоправимая беда – Софья, будучи беременной, вдруг, слегла в больничную постель и вскоре умерла.

На одной из  сопок в окрестностях Галимого, где любимые не раз собирали ягоду, Анатолий Александров установил небольшую пирамидку с надписью: «Герасимова Софья Михайловна. 13.05.1930 – 14.10.1953. Твоя любовь во мне. Еще встретимся».

26 декабря 1953 г. А.А. Александров навсегда покинул Колыму. Уехал в Томскую обл. Через несколько лет женился, заимел троих детей.

На «материке» работал строителем, затем корреспондентом  Никифоровской районной газеты «Знамя коммунизма».

14 августа 1963 г. Александров был реабилитирован  Верховным судом  РСФСР (спр. о реаб. от 26 августа 1963 г., № 500-пс3, Москва)…

С детских лет Анатолий Александрович любил стихи и писал сам. За свою жизнь им написано несколько тысяч (!) стихов, большая часть из которых посвящена колымскому периоду его жизни.

В 1994 г. почти одновременно вышли книги его стихов: в Магадане «Под ржавыми звездами» и в Кирове «Кровью сердца». Но это лишь десятая часть его поэтического труда. 

Будучи в 1995 году в Москве, я заехал к Анатолию Александровичу в г. Фрязино, Московской обл., где он жил. Два дня мы беседовали с ним о жизни. А на прощание, поверив моей искренности, бывший колымчанин сказал: «Ваня, я верю тебе. Поэтому хочу предложить свой поэтический архив. Вот эти пять тетрадей со стихами разных лет я хотел бы подарить твоему музею. Может быть, ты сможешь их издать…»

А в июне 1996 года А.А. Александров вновь побывал на Колыме. В числе других, бывших узников колымских лагерей, он приезжал в Магадан на открытие памятника жертвам ГУЛАГа  «Маски скорби»…

В 2000 году мне удалось издать больше половины стихов Анатолия Александровича, переданных мне в 1995 году. Книга в твердом переплете «Чудная планета» вышла в магаданской областной типографии тиражом 700 экземпляров…

Последние годы жил в гор. Фрязино Московской обл. Умер 15 сентября 2003 г.

 ИВАН ПАНИКАРОВ, председатель общества «Поиск незаконно репрессированных», создатель музея «Память Колымы», пос. Ягодное, Магаданская обл.

У вас есть информация о данном человеке?

Пришлите нам ваши материалы в любом цифровом формате
(ограничение на размер файла 10Мб, не более 10 файлов)