В этом портфеле известный томский врач, завклиникой кожных болезней СибГМУ, Борис Оксенов до конца жизни хранил самое ценное: семейные фото и документы, по которым он жил и выживал в ГУЛАГе — удостоверения, разрешения, рекомендации. Портфель принадлежал его старшему брату - Александру Оксенову, выпускнику-отличнику и аспиранту томского меда с блестящими, как это казалось до мая 1945 года, перспективами. Через неделю после Дня Победы Александра арестовали. Еще через месяц пришли за Борисом. Братьям вменили «антисоветскую пропаганду и агитацию» и осудили на 10 и 7 лет соответственно. Домой через 9 лет вернулся только Борис.
Портфель в наш музей передала супруга Бориса Оксенова - Галина Сергеевна - уже после его смерти, - рассказывает Василий Ханевич, заведующий мемориальным музеем «Следственная тюрьма НКВД», - вместе с фотоальбомом и документами. На внутренней стороне портфеля надпись - «А. Оксенов». Добротная сумка из кожи, на которой до сих пор все замочки и крепления рабочие, видимо, сопровождала перспективного аспиранта-медика Александра Оксенова на лекции, которые он посещал, и на практические занятия, которые он вел...
Семью Оксеновых можно назвать династией медиков. Глава семейства, Сергей Оксенов, был уважаемым в Томске врачом-дерматовенерологом. Мама Зинаида закончила медицинские курсы, но не работала, занималась детьми. Старший сын Александр подавал большие надежды на кафедре патологической анатомии. Ну, а младший Борис впоследствии возглавил клинику кожных и венерических болезней СибГМУ...
Этого «впоследствии» могло бы и не быть. Изначально Борис Оксенов, закончив 9 классов школы, успешно поступил на энергетический факультет ТЭМИИТа (института инженеров железнодорожного транспорта). И имел все шансы стать хорошим инженером, если бы не попал под суд после 2-го курса.
Арест братьев в 1945-м стал шоком не только для домочадцев, но и для всех, кто был знаком с семьей Оксеновых — их знали как людей интеллигентных и исключительно порядочных. По воспоминаниям Бориса Сергеевича, родители жили дружно, детей своих не то что не били - голос повышали редко, только в самых крайних случаях. Про знакомых Оксеновы никогда не отзывались дурным словом, если кто-то показывал себя не с лучшей стороны, то его просто исключали из круга общения. В доме на столе никогда не появлялись крепкие напитки — лишь иногда в маленьких рюмочках подавались слабенькие ягодные наливки.
Мой старший брат Александр доставлял родителям больше хлопот, чем я, из-за его активности и фантазий, - писал в воспоминаниях Борис Оксенов. - Он был большим выдумщиком, больше, чем я, просил у родителей что-нибудь купить. В частности, купили ему набор печатных букв, которые вставлялись в специальную пластину, так что, набрав какой-то текст, его можно было отпечатать. Это потом послужило основанием для работников НКГБ усмотреть намерение распространять какие-то возможные антисоветские материалы
К советской власти братья Оксеновы, действительно, относились критически. В частных разговорах со школьными товарищами за несколько лет до ареста они позволяли себе прямым текстом называть Сталина — диктатором, Верховный Совет — фикцией («он ничего не решает, только всегда поднимает руки при голосовании»), выборы — пустой формальностью («кандидат всегда один, и все боятся голосовать против»), а колхозников - бесправными. У ребят возникал вопрос — почему, если за границей все так плохо, никого туда не выпускают? Съездили бы советские люди, посмотрели — порадовались, как им повезло. Также обсуждали и массовые репрессии.
Хотя наших родственников не коснулись репрессии 1937 и других годов, - вспоминал Борис Оксенов, - но мы слышали, как по ночам арестовывались и исчезали навсегда вроде бы порядочные люди, не замеченные ранее в каких-либо неблаговидных поступках. Конечно, люди могли не знать тайную деятельность их, но уж слишком много было таких людей... И поэтому все находились в состоянии ожидания возможного ареста... Известный врач-инфекционист Сибирцев (именем которого названа инфекционная больница) как-то спросил у моего отца (они были знакомы), подготовился ли, мол, ты к аресту (он уже подготовку провёл)...
Частные мнения мальчишек, которые ни на какие митинги не ходили, к протесту не призывали, террористических организаций не создавали, и легли в основу обвинения по статье 58-10 ч. 2. Арестовывать Александра пришел бывший школьный товарищ Бориса, Михаил Елуферьев и еще пара сотрудников НКГБ. Они изъяли ту самую детскую типографию, подшивку журнала «Нива» за 1913-17 годы и привезенный отцом с фронтов Первой мировой войны маленький револьвер — без пуль, который младшие Оксеновы в детстве использовали в качестве игрушки.
«Когда уводили брата, у матери вырвалось: «До свиданья…», на что замначальника Томского НКГБ Волков отреагировал: «Я бы на вашем месте сказал – прощайте!» (из воспоминаний Бориса Оксенова)
Юношей судили в октябре 1945-го на закрытом заседании Военного трибунала Западно-Сибирского военного округа — хотя никакого отношения к армии парни не имели. Только на суде они узнали повод для их ареста — оказывается, некий бывший сотрудник НКГБ, документально признанный психически нездоровым, предлагал их товарищу Альфреду Зилингу организовать в Томске восстание. Товарищ, вроде, согласился и заочно назвал в числе готовых пойти на баррикады фамилию братьев Оксеновых. Несмотря на абсурдность ситуации, Оксеновым оформили целый список статей и отправили в исправительно-трудовые лагеря.
К месту наказания братья ехали в «вагонзаках» - специально спроектированных для перевозки заключенных железнодорожных вагонах. Напоминали они купейные: с одной стороны коридор - для охраны, с другой — ячейки купе, отгороженные сплошной решеткой. Конвоиры обязаны были выводить заключенных в туалет по одиночке, а так как им совершенно не хотелось этим заниматься, то делали они это лишь по 2-3 раза в сутки. Измученные зэки использовали для своих нужд баночки, содержимое которых выплескивали через решетку в коридор, за что бывали биты охранниками. В купе, рассчитанных на четверых, при помощи дубинок и собак людей загоняли десятками.
...Нас загоняли буквально палками и кулаками, - вспоминал Борис Оксенов. - Когда всех загнали, я подсчитал, что в нашем купе 33 (тридцать три) человека со своими скудными пожитками. Кто-то лёг под нижнюю полку, и считалось это место комфортным. Я вынужден был сесть на чьи-то колени, взяв к себе на колени свой мешок...
Оксеновых привезли на Дальний Восток, работать на «стройке 500» - то есть строить железную дорогу от Комсомольска-на-Амуре до Ванино (порт Ванино — пересадочный пункт для этапов заключенных, следовавших на Колыму — прим. ред.). Первое время задача братьев была подвозить гравий на тачке («машина ОСО — две ручки, одно колесо») к месту стройки. Их бригадир был опытным лагерником, и вовсю завышал объемы работ — чтобы питание не срезали. Приписки, по наблюдению Бориса Оксенова, были везде («Без туфты и аммонала, не было б и Беломорканала»). Впрочем, и без приписок работать приходилось много и тяжело: однажды братьям пришлось подвозить бетон к фундаменту подстанции — чтобы бетон не застыл, работу было нельзя прекращать ни на минуту с утра до позднего вечера.
Икры стали у меня твёрдыми с мелкими кровоизлияниями, - писал в воспоминаниях Борис Оксенов. - Я тогда не знал, что это – цинга. На территории лагеря стояла бочка с хвоей, кружкой на цепи и надписью: «Пейте хвою, не будете болеть цингою». Но это мало помогало. Лагерь стоял в пустынной местности (в районе Сихотэ-Алиня), а на всём протяжении строящейся дороги не было ни одной деревни, никаких огородов. Поэтому свежих овощей, не говоря уже о фруктах, мы не видели. Была сушёная картошка, капуста, а ещё гаолян – видимо, из Маньчжурии – крупа, похожая внешне на гречку, но какая-то безвкусная и ненаваристая
Не сгинуть на этой стройке века братьям помог случай. Вскоре после прибытия в барак к заключенным вошел местный лекпом — лекарский помощник. Он поинтересовался, есть ли среди новоприбывших врачи. Александр Оксенов ответил, что есть. Лекпом проэкзаменовал его и отправил в больницу в качестве больного с наставлением непременно закрепиться там в качестве врача. Так Александр Оксенов стал работать в больнице Соллу терапевтом и патологоанатомом. Через некоторое время тем же способом переправили в больницу и младшего Оксенова. Сначала Борис работал там банщиком, потом телефонистом, а потом несостоявшийся инженер начал осваивать новую для себя профессию медбрата.
Вообще, в больнице многие медбратья были не медиками, а студентами разных вузов, - вспоминал Борис Оксенов. - Они работали и анестезиологами, давали наркоз, ассистировали при операциях. Сказывалось общее развитие, эрудиция. Затем я прошёл трёхмесячные курсы при больнице и получил официальную справку, что имею право работать средним медицинским работником (эта справка помогла мне потом устроиться на должность фельдшера в ссылке)
Летом 1951 года Бориса Оксенова освободили. Но вернуться домой в Томск не разрешили. Также ему нельзя было и остаться в Ванино для поддержки брата, которому до конца срока оставалось еще три года. По каким-то внутренним инструкциям освобождавшихся «политических» отправляли в ссылку — хотя в приговоре об этом ничего не было сказано.
Паспорта у Бориса не было, ему выдали «временное удостоверение», подтверждавшее освобождение, но не дающее никаких прав. На лесоповале в Красноярском крае младший Оксенов работал лесником и кострожегом. Примерно через год, когда уволилась местная фельдшер, Борис предложил свою кандидатуру на ее место. Его утвердили, хотя выданный в лагере документ о его праве работать «средним медработником» выглядел не очень убедительно.
На ответственности фельдшера Оксенова в тот период было до 2000 человек в нескольких поселках, среди которых около 300 детей. Нехватку теоретических знаний по педиатрии и акушерству Борис Сергеевич восполнял по выписанным из дома книгам и на практике. Несмотря на то, что из инструментов у него под рукой были только бинты, ножницы и спирт, за три года он самостоятельно принял около 80 родов, из которых только одни едва не закончились смертью из-за приращения последа.
«Острые животы», диабетическую кому, гипертоническую болезнь, аппендициты, непроходимость кишечника и прочее Борис Оксенов изучал уже в «скорой помощи» Енисейска — работая в качестве врача, самостоятельно и посменно. Диагнозы ставил практически безошибочно.
Так что, когда в апреле 1956 года его наконец освободили («после смерти Сталина режим стал не таким строгим, постепенно стали освобождать от ссылки...»), то даже при невероятно высоком конкурсе поступить в Томский медицинский институт Борису Сергеевичу не составило труда. Он блестяще сдал вступительные экзамены, набрав 19 баллов из 20 возможных.
Через 6 лет Борис Оксенов закончил вуз с отличием. Для трудоустройства выбрал кафедру дерматовенерологии. В 40 лет защитил кандидатскую, ассистировал на кафедре, работу любил — и преподавательскую, и лечебную.
Как клинициста в клиниках и университете меня ценили достаточно высоко, - писал в воспоминаниях Борис Оксенов. - Администрация и профессора нередко направляли на консультации именно ко мне. Всего в клинике и на кафедре проработал я непрерывно 43 года. Если же считать весь мой стаж, то надо учесть, что официально пребывание в лагерях давало 3 года за один. Тогда получается: 6 лет х 3 = 18, плюс 5 лет ссылки, итого – 43 + 18 + 5 = 66 лет (без учёбы в вузе)
Старший брат Бориса Оксенова Александр из лагеря так и не вышел. Покончил с собой. Не смог вынести бесправия, беспросветности и бессмысленности. Его, измученного духовно и физически (у него развивался эндокардит), разлучили с двумя дорогими ему людьми — братом и любимой женщиной.
Фармацевту Марочке, с которой Александр сблизился в лагере в Комсомольске-на-Амуре, после освобождения так же, как и Борису, запретили оставаться на Дальнем Востоке. В последние письма Марочке и родственникам Александр вложил одинаковые фотографии с датой 10.10.52. «10-ка» - стала символом срока, который он не смог пережить.
Воспоминания о брате, семье, Томске и знакомых людях Борис Сергеевич Оксенов оставил в рукописи под названием «Моя жизнь». 40 страниц живых, человечных, наполненных деталями, запахами и звуками, текстов автор закончил в конце ноября 2005-го, за два месяца до смерти. Историю врача Оксенова от первого лица можно почитать на сайте музея «Следственная тюрьма НКВД».
В материале использованы фотографии из личного архива семьи Оксеновых с сайта музея «Следственная тюрьма НКВД», а также из книги Сергея Яковлева «За что судьбу благодарить?»
