«Приехала она вечером. Я спал. Слышу сквозь сон голос незнакомый, не тети Нюры: «А что это Вова стонет?» А я тогда ногу застудил, она распухла. И тетя Нюра говорит: «Да вот, нога у него забинтована»... Она подошла ко мне, стала целовать, обнимать. Я глаза открыл — кто это? Она была в телогрейке, так и стояла, не раздевшись. И вот этот чемодан стоял на полу...»
«История одной вещи» — совместный проект с томскими музеями
Потомок князей Голицыных, 9-летний Володя, маму узнал не сразу. Ее забрали, когда ему было четыре. С тех пор он несколько раз менял место жительства, трижды — фамилию и дважды — отчество. За что арестовали маму в 1941-м, и где именно она провела следующие пять лет своей жизни, Владимир Голицын, так никогда и не узнал. На эту тему было табу. Но деревянный чемодан, с которым Дарья Яковлевна Кротова прошла пять лет лагерей, в семье хранился вплоть до ноября 2016-го — пока Владимир Александрович не решил передать его в дар Томскому музею НКВД.
На фото: Владимир Голицын с чемоданом своей матери, Дарьи Кротовой
«Этот чемодан вызывает в памяти финальные кадры из фильма «Холодное лето пятьдесят третьего», - говорит Василий Ханевич, заведующий мемориальным музеем «Следственная тюрьма НКВД». - Когда два человека идут в Москве навстречу друг другу: они незнакомы, но останавливаются, чтобы прикурить, и у обоих в руках такие же чемоданы...»
Фрагмент из фильма "Холодное лето пятьдесят третьего", Мосфильм, 1987 г.
«...В коллекции нашего музея есть несколько чемоданов, - продолжает Василий Ханевич, - с которыми люди, лишенные свободы, перемещались по этапам — чаще всего самодельные. В них можно было уложить минимум личных вещей, которыми человек дорожил (зеркальце, зубную щетку) или которые напоминали бы о родных и близких, оставшихся на воле. То есть это было то личное пространство, которое единственно возможно было иметь. Потому многие, вернувшись из лагеря, эти чемоданы оставляли, хранили».
Некоторые умельцы устраивали в чемоданах двойное дно — чтобы можно было прятать во время «шмонов» особо дорогие сердцу предметы, например, письма. Кто-то украшал их внутренности стихами и рисунками. Чемодан Дарьи Кротовой никаких следов индивидуальности не имел. Простой, тяжелый, фанерный — если б не маленькая дырочка от сучка, в нем не было бы ничего примечательного. Но за ним стоит удивительная судьба его владелицы.
На фото: Дарья Яковлевна Кротова, лето 1936 г.
Дарья Кротова родилась в крестьянской семье в деревне Вознесенка, Боготольской волости Томской губернии (сейчас Кемеровская область) в 1914 году. Отец ее, Яков Кротов, был мастером на все руки и довольно успешно вел хозяйство — дом Кротовых в Вознесенке был лучшим.
В 1930 году Якова Кротова раскулачили — отобрали имущество, выгнали из дома. Большая семья распалась. 16-летняя Дарья вынуждена была начать самостоятельную жизнь. Девочка имела кое-какое образование и, добравшись до железнодорожной станции Яя, устроилась там работать учительницей начальных классов. Там, в 1935 году она и познакомилась с расконвоированным заключенным Сиблага Александром Владимировичем Голицыным.
На фото: Александр Владимирович Голицын
Из воспоминаний Владимира Голицына: «Познакомились они на станции Яя. Отец отбывал там срок — 3 года, последний год был расконвоированным и выходил в город. А мама там работала — учителем была.Однажды идет и видит: у магазина стоит какой-то молодой человек и грызет семечки - и так неумело. Она к нему подходит и говорит: «Сразу видно, что не сибиряк! Семечки-то грызть не умеешь!» А он говорит: «Возьми, научи меня!»Вот так познакомились и разговорились. И стали встречаться. Мало того, она его устроила в клуб — там была знакомая ее подруги. И в клубе он начал проявлять свои таланты. Стал играть там, спектакли ставить. И когда он освободился, они начали жить вместе. Это был уже 1936 год, наверное, октябрь...»
Фрагменты аудивоспоминаний Владимира Голицына об отце и матери
Познакомиться с невесткой приезжал отец Александра, князь Владимир Голицын, и сестра, Ольга Урусова-Голицына (ее муж, князь Петр Урусов, также с 1933 по 1936 находился в лагерях). Дарья Кротова потом вспоминала, что княгиня Ольга очень любила танцевать, и однажды, во время ужина в местном ресторанчике, уговаривала ее составить ей компанию. Дарья, которая к тому моменту была в положении, отказалась. Тогда Ольга шепнула ей: «Смотри, как я могу!» - надела часы с руки на щиколотку и пошла в пляс. Все сразу обернулись, стали перешептываться: «О, столичная штучка!» И долгое время после того, как Ольга уехала, местные модницы повторяли этот номер с часами на ноге.
На фото: Ольга Владимировна Урусова-Голицына с дочерью Ириной
Оставаться в Яе после освобождения Александр Голицын не хотел — работать в клубе рабочего поселка ему было неинтересно. И возвращаться в Москву тоже было опасно - Голицын понимал, что со своим княжеским происхождением он очень скоро может опять оказаться там, откуда только что вышел. Поэтому он решил переехать в Томск, где к тому моменту уже поселились сестра Ольга с мужем Петром Урусовым.
Из воспоминаний Владимира Голицына: «Мама провожала его в январе 1937 года на поезд, и он ей сказал: «Дашенька, меня не ищи, я тебя найду, когда надо. Если родится сын, назови Владимиром, если дочь — Ириной. Это наши родовые имена». Правда, насчет Ирины он соврал, почему — не знаю. Но я своего сына назвал Александром (в честь отца), а дочь Ириной...»
На фото: Актер Алвегов (слева) в театре имени А.Луначарского
В Томске Александр Голицын поселился на улице Загорной, 66 - недалеко от Октябрьской, 28, где снимали комнату Ольга и Петр Урусовы. Устроился работать в томский драматический театр им. А. Луначарского, играл под псевдонимом Алвегов. С Дарьей Кротовой Александр Голицын переписывался через знакомых — почтой письма не отправлял, чтобы не подвергать опасности. В 1937 году связь с женой прервалась. Александра Голицына арестовали, приговорили и расстреляли. Так же, как и Ольгу и Петра Урусовых. Кто у него родился, князь так и не узнал.
Из письма В.В. Голицына на имя генерального прокурора СССР с просьбой сообщить о судьбе арестованных в 1937 году в Томске дочери Ольги и сына Александра (1955 г.):
«...Я никаких сведений об них не имею. Мне была дана только справка, что через несколько дней после ареста они были осуждены тройкой в дальние лагеря без права переписки. Вины за ними никакой нет.Какая вина может быть у человека за год до этого женившегося, у которого только что родился сын-первенец. Какая вина может быть у молодой женщины, только что схоронившей своего единственного ребёнка.Поспешные аресты без производства обысков, без ордера (моя дочь) и немедленный приговор говорит за то, что здесь не было произведено достаточного расследования и дело основано или на клеветническом оговоре, или на их происхождении из бывших дворян.
<...> Я стар, мне 76 лет, я очень прошу вернуть мне моих детей в полной уверенности, что за ними никакой вины нет, и не может быть. Прошу о полной их реабилитации».
На фото: Дарья Кротова с сыном Володей, декабрь 1937 г.
В это же время на Дарью Кротову начались гонения в Яйской школе. Ей ставили в вину ее брак с «врагом народа» Голицыным, писали на нее доносы. Поэтому по совету директора школы она уволилась и нашла себе место учителя в селе Большой Берикуль. Там продолжала работать учителем начальных классов. Но в октябре 1941 года ее арестовали. Ночью. Сыну Володе было четыре года.
Из воспоминаний Владимира Голицына: «Я проснулся от того, что кто-то шумит, и свет горит. И какой-то человек подходит к столу, вытаскивает ящик, и оттуда — бух! - все вылетает... Я вскочил и заорал. Меня схватили. Вдруг слышу: «Пустите ко мне Вову!» Они отпустили, я прибежал — мама сидит на кухне, на табуретке, рядом с ней стоит военный. Я уткнулся к ней в колени... Потом они все уходят. А я остаюсь один. Только потом я узнал, что команда, которая забирала родителей, не забирала детей...»
На фото: Володя Голицын, 1939 г.
За Володей должны были приехать позже. Но на его счастье, поблизости оказался взрослый двоюродный брат по линии мамы — Ваня Кротов. Быстро одев ребенка и забрав документы, какие смог найти, он отвез мальчишку на вокзал — там их ждала мамина сестра, тетя Нюра, которая и переправила малыша к деду в Вознесенку. В Вознесенке мальчика передали на воспитание другой тете — Лизе.
В первый класс он пошел под ее фамилией — Глазун Владимир Иванович. Во второй класс его отправлял уже дедушка, и мальчика звали Егоров Владимир Иванович. А к началу третьего класса из заключения вернулась мама. Ей разрешили вновь преподавать в начальной школе, и Володя уже учился у нее — под фамилией Кротов. Голициным Владимиром Алексадровичем мальчик стал только в пятом классе, когда мама отправила его в среднюю школу в Тюхтет, снабдив настоящим свидетельством о рождении.
На фото: Дарья Кротова с Володей и сослуживицей, 1950 г.
«Позже Дарья Кротова вышла замуж за другого ссыльного, - говорит Василий Ханевич, - Николая Маркова, бывшего замминистра пищевой промышленности Казахской ССР, который отсидел в лагере и был в этой деревне в ссылке. И уже в 1954 году, после реабилитации мужа, они уехали в Москву».
На фото: Дарья Кротова с сыновьями и мужем, Николаем Марковым, 1955 г.
Учительницей Дарья Яковлевна работала до начала 1990-х. Лагерное прошлое, если и обсуждала, то только с супругом. В семье эта тема была табуированной. Единоутробный брат Владимира Голицына, Сергей Марков (родился в 1951-м), до осени 2016-го даже и не подозревал, что мама пять лет провела в лагерях. О неизвестной части семейной истории разговор у братьев зашел только после того, как Владимир Голицын, побывавший в Томске в ноябре прошлого года на акции «Последний адрес», решил передать в дар музею НКВД тюремный чемодан Дарьи Кротовой - вместе с рассказом о его владелице.
