Что общего между погнутой алюминиевой кастрюлькой и деревянной шкатулкой без замка? Владелец. Обе вещицы принадлежали писательнице и поэтессе Руфи Тамариной. Кастрюльку ей в ГУЛАГе передала выходящая на волю Бронислава Майнфельд, родственница Льва Левина - личного врача Максима Горького, которого расстреляли по обвинению в убийстве писателя. А шкатулку в качестве свадебного подарка вручил будущий муж, также узник ГУЛАГа. Эти предметы Руфь Тамарина бережно хранила до конца жизни — слишком многое значили для нее связанные с ними люди.
Руфь самостоятельно закончила среднюю школу и выдержала невероятный конкурс при поступлении в Московский литературный институт. Правда, девушке пришлось перевестись с очного отделения на заочное, чтобы иметь возможность работать и содержать себя. Устроилась в детскую библиотеку. Именно там 15 минут опоздания на смену стоили ей двух месяцев исправительно-трудовых лагерей.
Из книги Р. Тамариной «Щепкой в потоке»:
... Накануне Первого мая я вселилась в крохотную (6 с половиной кв. метров), похожую на гробик комнатку на Большой Семеновской улице, откуда до центра надо было добираться не меньше двух часов на трамвае. На линии свирепствовал страшный твердокаменный старик — трамвайный контролер, а так как я в тот день, уже опаздывая, выскочила из дому, забыв кошелек с мелочью, то вернулась за ним домой, боясь того старика, и теперь уже совсем опоздала на работу — на 15 минут! По Указу об опозданиях и других нарушениях трудовой дисциплины мне присудили платить не помню уж сколько процентов из моей и без того невеликой зарплаты. И все же через пару месяцев я снова опоздала... На этот раз меня по тому же Указу присудили к двум месяцам исправительно-трудовых лагерей. И, провожая меня из суда в КПЗ, старшая подружка Римма утешала — «Считай, что ты в творческой командировке!»
По вечерам на дальнем горизонте
раскачивались темные леса.
Зеленая тоска брела по зоне,
заглядывая каждому в глаза... (из стихотворения Руфи Тамариной)
Когда началась война, Руфь Тамарина сразу же записалась на краткосрочные курсы Красного Креста, и уже в октябре 1941-го впервые отправилась на фронт. Попытка оказалась не очень удачной. Девушка получила назначение в 133-й стрелковый полк, укомплектованный кадровыми медсестрами. Так что к «краткосрочницам» здесь относились скептически, но на работу все же направили — в банный наряд.
Из книги Р. Тамариной «Щепкой в потоке»:
Обязанности были несложными – в предбаннике объяснять бойцам, как связывать вещи для прожарки от вшей, в бане – дезинфицировать сулемой уже их самих от лобковых паразитов и потом, после мытья, в другом помещении, так сказать, «послебаннике», помочь разобраться с одеждой, поступающей из дезокамеры... С каменными от смущения, «официальными» лицами мы распоряжались: «Ремни и обувь – отдельно, отдельно головные уборы, отдельно одежду». Новобранцы, тоже еще не обмундированные, смущались не меньше нас и, прикрываясь, бочком пробегали в баню...
Через пару месяцев Руфь Тамарину демобилизовали. Зима 1941-42-го была лютой. Температура опускалась до минус 30-ти, отопления в квартирах не было, приличной одежды — тоже. Поэтесса носила даренное мужское полупальто на несколько размеров больше (что было, скорее плюсом — можно было прятать от холода руки в рукавах, как в муфте), а в качестве тюрбана на голову повязывала наволочку для диванной подушки из разноцветной шерсти. В таком виде Руфь и встретила студента-ВГИКовца Алексея Страхова, который стал ее гражданским мужем.
Однажды Алексей дал Руфи прочитать сценарий своей пьесы «Синий платочек». В ней шла речь о парне, который любил девушку, которая... любила шпиона. «Донести или не донести? Предать свою школьную любовь или не предать?» — терзался мыслями главный герой.
История оказалось невыдуманной. Главного героя Алексей Страхов писал с себя — на самом деле, это он мучительно решал, как вести себя по отношению к школьной подруге, которая встречалась с иностранным агентом. Свою школьную любовь Алексей Страхов предать так и не смог. Его арестовали и расстреляли. А проживавшую с ним Руфь Тамарину осудили по статье 58 пункт 12 — за то, что читала, но не донесла.
Наказание в виде трех лет лагерей заменили отправкой в штрафную роту на фронт. Единственная женщина в роте, она научилась не смущаться, ходя по нужде «за спины бойцов»; не бояться крови, обрабатывая раны; не осуждать временные связи походно-полевых жен.
...И мальчикам, не знающим отцов,
расскажем, как в минуты перед боем,
заглядывая каждому в лицо,
вставало одиночество, такое,
что было все равно, кому отдать
тепло руки и взгляда, губ и тела,
чтобы хотя б мгновенье ощущать,
что ты не одинока до предела... (из книги Р. Тамариной «Щепкой в потоке»)
Это стихотворение Руфь Тамарина написала в 1943-м, когда, демобилизованная с фронта по беременности, еще не знала, кто у нее будет — мальчик или девочка. Девочка Алена родилась слабенькой и через четыре месяца умерла от дистрофии и воспаления легких.
В 1945-м Руфь закончила Литинститут, устроилась работать сценаристом. А в 1948 году ее арестовали — «по подозрению в шпионаже в пользу США». В вину женщине вменялось знакомство с американским журналистом Робертом Магидовым, который еще с 1930-х был другом семьи Тамариных.
Из книги Р. Тамариной «Щепкой в потоке»:
...Случилось даже что-то вроде «игры» между мной и следователем: он задавал вопрос – «Где, когда, кем и при каких обстоятельствах вы были завербованы?» А я, однажды ответив – «Нигде, никогда, никем, ни при каких обстоятельствах, ни устно, ни письменно не была», потом всегда отвечала на тот же вопрос той же исчерпывающей формулой, ему это так понравилось, что он стал приглашать своих «коллег» поглазеть на меня и устраивал для них представление, задавая все тот же вопрос и получая все тот же ответ...
Тем не менее, Руфи Тамариной оформили «вышку». Или, по Указу об отмене смертной казни, 25 лет исправительно-трудовых лагерей. Не сойти с ума после оглашения приговора молодой женщине помогла попавшая в руки книга Пришвина «Женьшень», а именно мысль: не бывает унизительных положений, если сам себя не унизишь.
По этапу Руфь Тамарину отправили в Казахстан. Здесь, в лагерях ГУЛАГа, условия жизни заключенных были ужасными: рабочий день был 10-часовым, еще два часа надо было отработать в жилой зоне — зимой чистили снег, летом месили саман (строительный материал из глинистого грунта с добавлением соломы).
В казахстанских лагерях произошли две, пожалуй, самые важные встречи в жизни Руфи Тамариной: с «лагерной мамой», всячески опекавшей ее — Брониславой Майнфельд, которая сидела второй срок по «зисовскому делу» (дело о вредительстве на автозаводе им. Сталина — прим. ред.) и с будущим мужем — Михаилом Морозовым. С бригадиром Морозовым Руфь Тамарина познакомилась благодаря книгам — она работала библиотекарем, а он был постоянным читателем. Исправно приходил каждый раз во время работы библиотеки в мужской зоне. Провожал библиотекаршу «домой», в женскую зону. Помогал нести тяжелые ящики картотеки.
Из книги Р. Тамариной «Щепкой в потоке»:
...Много лет жестоко изолированные друг от друга мужчины и женщины <...> чувствовали, что вот-вот придет такая желанная воля. И те, у кого на воле не было близких, приглядывались друг к другу, примеривались, присматривались – искали спутника для будущей новой жизни. И в этих, совершенно особых обстоятельствах было естественным откровенное нетерпение, жажда близости, даже поспешность в отношениях. Ничего похожего мой спутник себе не позволял...
Руфь Тамарину условно-досрочно освободили в 1956 году. После выхода на волю она осталась в Казахстане, вступив в брак с Михаилом Морозовым. В качестве свадебного подарка бывший бригадир подарил супруге изящную шкатулочку из дерева. Ту самую, которая сейчас хранится в томском музее "Следственная тюрьма НКВД".
Вскоре супруги переехали в Алма-Ату, у них родился сын. Талант Руфи Тамариной заметили - ее приняли в Союз писателей Казахстана, активно публиковали ее стихи, повести, поэмы и переводы. Она влюбилась в этот край, и покинула его только в 1995 году — после смерти мужа.
Томск в жизни Руфи Тамариной возник уже на исходе ее творческой жизни, — рассказывает Василий Ханевич. — Она переехала к сыну, который работал здесь врачом. В нашу литературную и общественную жизнь Руфь Мееровна вписалась очень органично. Так, она продвигала создание ячейки российского союза писателей в Томске, вокруг нее сгруппировались молодые томские литераторы — Владимир Костин, Владимир Крюков, Николай Кащеев. Если не считать сборников стихов и переводов, то до приезда в Томск у Руфи Тамариной вышла только одна книга воспоминаний - «Щепкой в потоке». Здесь мы сразу подготовили второе издание с ее комментариями и дополнениями — «Такая планида, или зарубки на «Щепке». Также в Томске вышли еще несколько ее поэтических сборников. Поэтому наш город Руфь Тамарина восприняла очень положительно.
Руфь Тамарина была одним из инициаторов открытия первой выставки в томском музее истории политических репрессий в 1996 году, тогда и передала музею в качестве экспонатов свою кастрюльку из ГУЛАГа и свадебную шкатулку — самую подходящую вещь для хранения самых больших драгоценностей.
Из книги Р. Тамариной «Щепкой в потоке»:
Не люблю золотых украшений — они дешево смотрятся. Мне больше по душе теплый, чуть тусклый свет серебра. Но и серебряных украшений у меня совсем немного. И все же, когда мы с мужем надолго уезжаем из города — на отдых или в гости к сыну, я непременно увожу с собой свои драгоценности. Пишу это слово без кавычек, хотя речь идет не об украшениях, а всего лишь о документах — нет для меня более дорогих вещей на земле, чем эти четыре Справки о реабилитации... Две о посмертной — папы и мамы, две наших — мужа и моя.
