Степан Иванович Карагодин
English version
Deutsch Version
Polska wersja
Иван Курилла – историк, доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге о феномене томича Дениса Карагодина, расследующего гибель своего прадеда.
Степан Карагодин был расстрелян НКВД в Томске в начале 1938 года после приговора по «делу шпионско-диверсионной группы “харбинцев и высланных из ДВК”» как «резидент японской военной разведки». Спустя 80 лет его правнук Денис пришел в ФСБ и потребовал расследовать убийство прадеда и установить виновных в этом преступлении.
НАЗОВИТЕ ИМЕНА ПАЛАЧЕЙ. КАК В РОССИИ ВОЗРОЖДАЕТСЯ ПАМЯТЬ О ПРОШЛОМ.
На днях СМИ облетела история Дениса Карагодина, выпускника Томского университета, расследующего гибель своего прадеда Степана во время Большого террора в начале 1938 года. Степан Карагодин был расстрелян НКВД после приговора по «делу шпионско-диверсионной группы “харбинцев и высланных из ДВК”» и как «резидент японской военной разведки». Денис пришел в ФСБ и потребовал расследовать убийство своего прадеда и установить виновных в этом преступлении. В России такой шаг выглядит одновременно естественным и невозможным.
"НЕПОРОТОЕ ПОКОЛЕНИЕ"
Миллионы людей в СССР лишились своих родственников в годы государственного террора, получили неполную информацию о реабилитации в период хрущевской оттепели и несколько более полную картину во время горбачевской перестройки – и переживали свою утрату как личное горе. Государство отняло родных и само же посмертно (а кому повезло, и при жизни, после десятилетий, проведенных в ГУЛаге) признало их невиновными, – и за это можно и нужно было сказать государству «спасибо».
Поколение, пережившее сталинщину, научилось бояться государства и передало своим детям заповедь «не связываться». Особый, чуть не суеверный страх граждане испытывали перед органами государственной безопасности; и, вероятно, политическое спокойствие относительно малорепрессивных брежневских времен было частично обеспечено покорностью населения, по опыту родителей знающего, что государство может начать убивать. Неудивительно, что сама мысль о предъявлении государству каких-либо претензий пришла в голову только правнуку казненного, родившемуся уже после смерти Брежнева.
Денис Карагодин поставил вопрос об ответственности государства и конкретных исполнителей террора, причем не политической, о которой говорили начиная с XX съезда КПСС, а самой что ни на есть уголовной ответственности. В самом деле: убийство невиновного человека, кем бы они ни было совершено, требует расследования и наказания преступников. Если преступники выполняли приказ, то наказание должно распространиться на всю цепочку. И если прошло слишком много времени и никого из этой линии подчинения нет в живых, то уголовное расследование должно установить их имена и назвать преступление преступлением.
РАЗОБРАТЬСЯ С ПРОШЛЫМ
У россиян не было ни своей комиссии по национальному примирению, ни своего трибунала для палачей. В результате, как показал в своей недавней книге «Кривое горе» Александр Эткинд, последствия ГУЛага до сих пор не изжиты российским обществом, сохраняются в культуре и науке, в отношениях между людьми и людей с государством.
Не раз говорилось, что полное осуждение сталинизма в России невозможно, поскольку-де в отличие от Германии, где денацификацию проводили оккупационные власти, СССР не потерпел военного поражения и вынужден сам разбираться со своим прошлым. В результате баланс политических сил не позволяет якобы поставить вопрос о преступлениях государства под управлением большевиков. Защитники сталинского СССР часто сводят спор к числу жертв: не преувеличены ли данные? Можно ли говорить о миллионах или же только о сотнях тысяч убитых? Перевод спора в область статистики как будто бы отменяет необходимость проговаривать трагическое и преступное наследие государства.
Денис Карагодин предложил свою форму выяснения отношений с прошлым: личное расследование и личный иск по поводу гибели прадеда. Это конкретная судьба, а не сухая статистика. Архивы ФСБ хранят тайны доносчиков и палачей, – откроются ли они по требованию гражданина?
Можно ожидать, что история Карагодина окажется образцом и в суд пойдут другие родственники осужденных в годы террора. Не факт, что государство ответит согласием; однако в чем будут состоять аргументы для отказа провести такое расследование? В советское время главным аргументом был страх; сегодня для того, чтобы не проводить такое расследование, правоохранительным органам надо будет изобрести какой-то юридически грамотный ответ, который, в свою очередь, может дать начало общественной дискуссии. Той дискуссии, что не состоялась у нас ни в 1950-е, ни в 1980-е годы.
"БОЛЬШАЯ ИСТОРИЯ" И СЕМЕЙНАЯ ПАМЯТЬ
В 1980-е годы десталинизация происходила в медиа и среди активистов и многим казалась родом пропаганды: журналисты писали о репрессиях, «Мемориал» собирал документы о репрессированных, но в основном сограждане оставались «потребителями» информации, которой к какому-то периоду «наелись» (так нас, во всяком случае, уверяют противники возвращения дискуссии о советском прошлом). Теперь же речь идет о восстановлении семейной истории; в этом контексте десталинизация может стать личным делом сотен тысяч граждан.
Исследователи памяти некоторое время назад заметили бурный всплеск интереса россиян к своим семейным корням. Генеалогические исследования, семейные истории, поиски архивных документов, метрик и могил предков распространились в разных социальных слоях и по всей территории России. Место «истории из учебника» все чаще занимает история семьи как часть истории страны. Если же в истории семьи есть незакрытые страницы, поколение внуков стремится их закрыть.
В начале июня я принимал участие в научной конференции о проблемах исторической памяти; частью мероприятия стало открытие выставки, посвященной деду организатора, прошедшему ГУЛаг и ссылку в Карлаге. Внук посчитал необходимым восстановить трагические и драматические страницы жизни деда. На сайте «Мемориала» все больше информации о репрессированных людях, и этот раздел пользуется популярностью. Движение «Последний адрес» по просьбе родственников устанавливает таблички на дома, откуда забирали жертв государственного террора. Вот это мощное движение к восстановлению семейной истории совсем не то же самое, что борьба интеллигенции на страницах СМИ за правильное прочтение истории прошлого века. Новая память оказывается сложнее и многослойнее учебника истории.
Есть очевидная параллель между делом Карагодина и движением «Бессмертный полк». В обоих случаях потомки обращаются к семейным историям и вписывают своих дедов в историю страны, а на историю страны смотрят глазами предков. В случае «Бессмертного полка» государство решило поддержать инициативу граждан. Готово ли оно будет поддержать и другую инициативу? Могут ли граждане заставить государство измениться?
Хотелось бы верить, что на эти вопросы возможен утвердительный ответ.
Источник: http://blog.stepanivanovichkaragodin.org/?p=7617 [Републикация статьи на STEPANIVANOVICHKARAGODIN.ORG согласована с авторами: Иваном Куриллой и Slon.ru. Все исключительные права на текст принадлежат авторам. При использовании – ссылка обязательна.]
