1936 г.р., житель пос. Бундюр Чаинского района Томской области. Пенсионер.
Интервью записано 16.09.2015 в пос. Бундюр, в доме А.К. Кочетова в рамках проекта «Сибиряки вольные и невольные». Интервью брали Назаренко Т.Ю., с.н.с. ТОКМ; Перехожев С.В., директор ТОКМ; Ширко К.Н., зам. директора по науке; Калужский М.В., драматург; Решетникова З.С., заведующая филиалом ТОКМ в с. Подгорное. Присутствовала жена А.К. Кочетова – Галина Геннадьевна Кочетова.
Примечание: Супруги Кочетовы постоянно подтрунивают друг над другом: «7 лет живем, не знаю живем, не знаю – маемся». Шутки на счет «Не говори много – посадят» - специфичны, но это именно шутки.
Сын ссыльнопоселенца, родители – свидетели восстания.
Я сын кулака. Жили в Новосибирской области на станции Чулым. Сейчас - город Чулым. Да какой он город. Я там два раза был – так! Отец – Кузьма Никифорович, а мать – Прасковья Ивановна. Их переселили сюда в 1931 году.
Перехожев: А в Сибирь откуда приехали?
Мать с Украины была привезена маленькой, переселились сами, а откуда – не скажу. А отец так и жил в Чулымской области. Там они с бабушкой и снюхались, как говорится. Мать у меня 110 лет прожила, отец – 75. Отец - за что был сослан, тем и занимался. Он держал хозяйство свое, маслобойку держал. При Николашке же тоже были ссыльные, так он принимал этих рабочих, содержал их у себя. Рабочий должен был помогать, значит, что он день масло бьет, а день сам.
Жена: смотри, заберут тебя, останусь на старости лет одна.
Не заберут. А заберут – кормить будешь.
Есть статья, писала по интервью с бабушкой (мамой-Т.Н.) Красноперова Лариса, корреспондент такой была. Она все написала правильно.
Жена: Написала с ее слов, это я помню.
Бабушка у нас не знала документов, что о чем. Потом нашла через 30 лет сестру в Алтае. Посылали по разным сторонам. И она поехала. А документов не давали, колхозы и разные организации. Давали только справочки, где работали. Бабушка тоже все ругала: «Ты много не говори, Шурка, а то меня посадят».
Прибыл в Бундюр мой отец со станции Каяк Чулымской области. Я родился тут, в 1936 году. А раскулачили то нас в 1931. Были братья и сестры, но никого не осталось. Привезли 2 брата и 2 сестры. Одна умерла в 4 года с голоду. Один брат, Николай, на войне погиб, а второй, Владимир, инвалидом пришел.
Здесь то – на кочки выкидывали, кого где раскидывали. До Усть-Бакчара шли на барже, отец рассказывал, а дальше по гарям шли, и скарб на себе какой был несли. Комендатура была. И уже школа красная была построена, стояла.
Калужский: Какое хозяйство было у родителей?
Лошади были, коровы, свиньи и маслобойка была.
Решетникова: Что со слов отца можете рассказать о восстании?
О восстании.
В 1931 году, стали проверять, кто на что способный. Ходили, говорили: «Завтра восстание будет, подпишись». А отец сказал: «Какая есть власть, такой подчиняться буду», ему говорят: «Не подпишешься – мы тебя сами убьем». И он утром – за речкой землянка была, и вот он ушел за речку в лес. И слышит – в Новосибирске уже отряд собрался истребительный (повстанческий – Т.Н.). И у нас собираться – кто с вилами, кто с чем… баламуты. Ну, их постреляли. Слышит – топот коней при пароме – помните, где на Парбиге был паром? Нет? Ну ладно. И потом уже другие едут. А Малов (который подавлял восстание – Т.Н,) был участником того отряда. И у них, у советских, были списки, а при них росписи. Собрались у школы, кого постреляли, кто удирать. Кто успел убежать, за тем ночью приехали. Этих в Колпашево. Ну, которых размыли. Вот Лигачев был виноват, что не организовал похороны, а погребение то размыл. Недовольство в народе было.
Калужский: А как у отрядов Советской власти оказались эти списки с подписями конкретных людей?
Назаренко: То есть вы хотите сказать, что те люди, которые собирали незадолго до восстания списки сторонников – это были провокаторы?
Они были… как это, не провокаторы, а подосланные. Когда советские сюда приехали, им передали списки – пожалуйста. Кто собирал списки, они были тоже ссыльные. Плотников, говорили, Василий, Фомичов тут, дед, жил. Их уже нет в живых.
Ширко: Почему только здесь решили сделать такую провокацию? Ссыльные же везде были?
А не только здесь. И в Крыловке было так же. Иванов, Гаврила Нефедыч, в Озерном жил … За булку хлеба, значит, их собрали там: кормежка будет, все, дальше будем действовать. На Бакчар пошли… Он тогда Селивановкой назывался.
Решетникова: Им дали хлеб, и за хлеб они пошли?
Пошли… Пешком же шли, до Болотовки дошли. Дорога то шла старая, через Андарму, по берегу. Остановились, начали… здоровый такой детина был. Отбой сделали. Гляжу, конвоиры стоят. Они их и вели на то, чтобы с ними было проще разобраться. Дали по две булки хлеба нам на дорогу. А я (Иванов Г.Н. – Т.Н.) лежу. Фамилию я свою не записал. Придумал другую, которых здесь не было. Гляжу, эти кемарят. Я пополз в кусты. Я как лупанул до Озерного, прибежал с этим хлебом домой, хлеб отдал, сам спрятался. Думаю, фамилия не моя, а если морду увидят, узнают – пропал.
Назаренко: То есть восставшие заманивали к себе, привлекая народ хлебом? Организаторы таки были?
Перехожев: Выходит, это была провокация?
Да. А кладбище их – возле школы. Я в школе уже учился, кресты находил. Они упали, там осинник такой…Мать не рассказывала. Общего кладбища не было. А нашел так. Удрал с урока, не любил… В туалете спрятался, сижу – директор, Бондаренко, идет. Куда мне спрятаться? Я ползком в кусты. Ползу, гляжу – крест. Еще страшнее стало.
Это расстреляли, а родичи их поставили. Разрешили не разрешили – а ставили.
Решетникова: А про кого в деревне говорили, что тут лежат их родители?
Были. Баландины, много однофамильцев, Лариковы потом… Это я слышал, что люди говорили.
Калужский: Подождите, еще раз. Это выходит, что восстания как такового не было, восстание было спровоцировано, для того, чтобы…
Проверить, доволен человек советской властью или нет. Но отец так и прожил. Он мне все время говорил, Шурка, будь осторожен, ты прочитай, и если не согласен, то так и пиши: НЕ СОГЛАСЕН.
… в 1931 оду на границе Парбигского и Бакчарского района был детдом. В Озерном. Там детей погибло столько с голода, зимой их не хоронили, их просто штабелями складывали. Потому что хоронить было некому. Тетюшкин и Шевляков там потом памятник сделали. Детей весной закапывали, в общую могилу, как откапывали.
Есть слухи, что в Тайге, по реке Бакчар, есть целые деревеньки дезертиров. Сейчас они, разумеется, брошенные.
Назаренко: С комендатуры вас когда сняли?
Родителей со спецучета сняли… Спецпереселенцы были. Их сняли, значит… Кого на фронт брали, тех сразу снимали. А кто здесь жили, то они без разрешения коменданта не имели права за 3-4 километра отойти. Коменданты у нас были разные. Котенев Лазарь Михайлович, Керипов – с Калмыкии, Потом Мерзляков, Колесников. Родители отмечались, ходили, но как часто – этого я не помню.
