Трубецкой
Григорий Владимирович

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ МЛАДШЕГО БРАТА  Г.В. Трубецкого

Старший наш Григорий 1915 года рождения. Умер в 1975 г. Единственный из братьев, кто по возрасту мог бы остаться за границей, когда 13 летним мальчишкой с отцом были во Франции. Может быть, это была величайшая ошибка отца, а может быть величайший подвиг его, то, что в годы гонения никто из Трубецких не покинул  Родину. И дело тут не только и не столько в патриотизме, сколько в неверии отца в Революции. Как он рассуждал в 1917 году:

— Ну и что?! Вот в 1905 побегали по улицам, поорали, поразмахивали красными тряпками, в полной мере испытали телячий восторг, и все мирно закончилось. Так и сейчас в этом, 1917 году будет. Все обойдется.

– НЕ ОБОШЛОСЬ! Еще как не обошлось! Из 10чел. в семье 6 заплатили самую высокую цену за дворянское происхождение – мать, отец, две сестры и два брата. Отец и старшая сестра — Варя были расстреляны в одной тюрьме в один день 30 октября 1937 года. По случайному совпадению этот день в период перестройки был объявлен днем поминания жертв политических репрессий. Мать умерла в тюрьме. Александра погибла в томских лагерях. Два брата Андрей и Григорий вернулись после смерти Сталина.

Встречать поезд, на котором возвращался Григорий из заключения, я шел от метро Кропоткинская ночью на площадь 3-х вокзалов, т.к. поезд приходил очень поздно, и метро уже не работало. Вышел из вагона брат – скелет скелетом, узкое лицо, впалые щеки. Я-то его совсем не помнил, маленький еще был, когда его арестовали. Страшно мне стало. И тут же возникло острое чувство жалости к этому человеку. И так это чувство и не проходило до 1975 года. Как он дышал – со свистом, тяжело. Он же с детства и до конца жизни был астматик. Никакие ингаляторы, ничего не помогало. В некоторых домах у родных и знакомых он просто не мог оставаться ночевать, если там было сыро. И когда ему определили место жительства 101 км, как это было положено для большинства бывших политзаключенных, то случайно определили Малоярославец, где дышалось ему легко. А потом ведь по своей природной застенчивости он страшно стеснялся своего недуга. Потому что ему казалось, что он приносит тем самым страшные неудобства людям.

Связал свою судьбу Гриша с очень мягким, заботливым и милым человеком – Верой Савосиной (1920-1981).

И как-то был случай, когда он вечером возвращался домой и увидел в окно, что у Веры гости – ему незнакомые люди. Так он постеснялся зайти в дом и ходил по улице долго — долго, пока они не ушли. И это зимой, и это при его здоровье. Хотя однажды его застенчивость осталась в стороне, и он совершил несвойственный ему резкий поступок. Дело в том, что известный художник Сергей Тутунов (муж Кати Мейен) начал писать триптих «Память поколений» и упросил брата нашего позировать ему. Долго он его уговаривал, долго Гриша не соглашался. Тутунову надо было запечатлеть вот эту изможденность зека, тощую фигуру, куриную грудь, впалые щеки. А Гриша не хотел, чтобы эта его «колоритность» выставлялась напоказ. Но, в конце концов, он дал согласие позировать и несколько сеансов тихо мирно сидел против мольберта. И вот случилось, что Сергей куда-то вышел на минуту. Гриша встал со стула, подошел к мольберту, посмотрел, и вдруг взял шпатель и начал счищать краску. Тут вошел Сергей и закричал, схватив его за руку: «Что ты наделал? Зачем ты так?» Гриша со словами: «Не хочу, не хочу, не хочу!» — бросил шпатель и ушел. Тутунов все-таки дорисовал триптих, а портрет брата я на выставке Сергея сфотографировал автоспуском.

Выставка (вернисаж) Сергея Тутунова состоялась в Москве в марте 1988 года. Вот что писали об этом репортеры газеты «Советская культура»:

«Но вот в триптихе, главном на выставке «Память поколений», как говорил мне Тутунов, ему пришлось в какой-то мере изменить свой подчерк, так как это сложная по мысли триединая картина имеет символический характер, и требовала другого решения. Мы видим в ней, что пропорции фигур немного нарушены, многие детали почти не выписаны, кое-что дано лишь намеком. Эти холсты не пересказать, их надо видеть. Видеть мать, взывающую к нашей боли, к нашей памяти, видеть словно бы ее сыновей, ушедших в небытие. Художник отразил два самых трагических события в истории, которые не дано забыть, — это война, унесшая 20 миллионов жизней, и жестокая несправедливость, тоже стоившая нашему народу, кто знает, скольких потерь. И это не только память о тех, кто не возвратится, это и наша незаживающая рана».

Репортер «Литературной газеты» пишет: «…Но многие произведения художник не показывал широкому зрителю, и в числе их главное, как считает Тутунов – триптих «Память», написанный более 10-ти лет назад, работа над которым заняла десять лет жизни. В этой картине отображены в символической форме два тяжелейших события в истории нашей страны – Отечественная война, унесшая более 20-ти млн. жизней, и сталинские репрессии, где счет потерь – тоже миллионы. Реквием…».

До этого случая с Тутуновым, еще в 1975 году незадолго до смерти брат отказался давать интервью газетам. Это был год, когда отмечалось 150-летие восстания декабристов. Вышел кинофильм «Звезда пленительного счастья», посвященный событиям 1825 года, в газетах и журналах пошли статьи и репортажи о декабристах. Отказавшись ответить на вопросы журналистов, Гриша сказал:
— Мы свое интервью в свое время уже дали в 1933-37гг.

Тем более он плевался и чертыхался, когда прочел в газете «Загорская правда» целый подвал под названием «Как я искал Трубецких». Ну такую клюкву развесистую написал репортер в этой статье. Ужас! И все это под рубрикой — Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете… Потом бум прошел и все о нас забыли. Ну и Слава Богу.

В Малоярославце он также работал киномехаником. Напридумывал и в кинобудке, и в зале массу всяких технических новшеств, для удобства своей работы и для удобства зрителей. Совершенно игнорировал высокое напряжение. Лез в трансформаторный щит голыми руками, но при этом надевал галоши, а на пол бросал свои резиновые перчатки. Бывая у него в гостях, конечно, сидел в кинобудке и оттуда смотрел фильмы. Один помню – «Слуга 2-х господ». Но и там, в будке Гриша не расставался с ингалятором, и когда начинался припадок астмы – до слез было жалко на него смотреть.

Уже работая по своей специальности, я в 1962 году получил большую премию за успехи в звероводстве – 6000 рублей. Очень приличные деньги (по тем временам). Вера Васильевна Никольская – большой друг нашей семьи, у которой я тогда жил, спросила меня, как я думаю распорядиться такой суммой. 2000р. я отдал брату Андрею, потому что он был многодетный, и ему было трудно, 2000р. я отдал Грише, потому что он был больной, и мне всегда его было жалко, а на 2000р. я впервые завел себе сберкнижку, которая естественно просуществовала недолго.
Почти что до конца жизни Гриша работал киномехаником.

Из всех нас братьев он один имел талант кино-радиотехника. Живя в Малоярославце, подрабатывал ремонтом радиоприемников, тогда еще были ламповые, а не транзисторные приемники. Потом освоил ремонт телевизоров, поступив на спец. курсы телевизионных мастеров, и дело дошло до того, что он сам собрал и настроил телевизор. Жили они с Верой в доме барачного типа прямо около ж/д. вокзала и всегда его раздражала тряска дома от проходящих без остановки скорых и грузовых поездов, особенно когда он занимался ремонтом радиоаппаратуры. Были у него редчайшие экземпляры, этакие мастодонты вертикальной конструкции, с индикаторной зеленой лампой на панели под названием «кошачий глаз». Как-то раз, приехав ко мне на работу в Пушкинский зверосовхоз, увидел в нашем клубе комбинированную радиостанцию «Луч 100» для сельских культ. учреждений. Этакий здоровенный железный ящик с ручками по торцовым бокам. В этой станции были: транслятор, телефон, микрофон, громкоговоритель, проигрыватель на 78 оборотов (тогда еще долгоиграющих пластинок не было, т.е. которые имели 33 и 45 оборотов в минуту). И был там радиоприемник. А станция эта уже порядком испорчена, а посему и списана, но приемник цел. Гриша, как увидел его – ахнул. Говорит:

— Готя, ты знаешь, что это за приемник? Это единственный в СССР приемник, который имеет суперкороткие волны. Приемник военного образца, приемник, который применялся Папанинцами на льдине.

Проверил брат его работу и предложил:

— Давай я его отсоединю, и ты забери его себе.

Так и сделали, принесли домой, Гриша его настроил, включил самые короткие волны, и что вы думаете, мы поймали? Разговор жены, которая находилась в морском пароходстве в Мурманске со своим мужем-капитаном дальнего плавания, находящимся от нее на расстоянии 3000км. Она спрашивает:

— Миша, а чего это подшипники в «Москвиче» свистят?

Он отвечает:

— Дура, не гоняй машину.

И очень часто я ловил потом всякие интересные разговоры радиолюбителей, да и вообще. Радиостанцию «Голос Америки», которую глушили почем зря на всех волнах, на суперультракоротких можно было слушать запросто. Гриша все поражался, как такой приемник можно было всадить в сельскую радиостанцию. Кто разрешил?!?! Хотя, может быть и правильно, потому что именно суперультракороткие волны обеспечивали председателю колхоза, сидящему в сельсовете, связь со звеньевыми и бригадирами полеводческих бригад.

Разносторонне был воспитан мой старший брат Григорий. Прекрасно знал французский, и это иногда играло для него злую или добрую шутку. Так, на какой-то международной выставке в Сокольниках он с гидом заговорил по-французски, тот ужасно обрадовался, позвал фирмача, и они стали уговаривать его помочь им с переводами. А когда он сказал им, кто он и что он – тихо, молча растворились. А он поспешил покинуть французский павильон. Сработала защитная реакция зека.

Выписывал он журналы. Ну, конечно, журнал «Радио» и еще «Техника молодежи», «Знание – сила». Увлекающийся и целеустремленный был человек.

http://tutunov.org/66-2/